Попутно занимаемся формированием и оформлением “тульского мифа”. В этот раз нам в помощь великий театральный режиссёр Анатолий Александрович Васильев, чья феноменальная книга “PARAUTOPIA” захватывающе рассказывает о том, каким образом учатся переплавлять смутные кляксы-воспоминания и презренный быт – в красоту и выразительность сценических образов:
“Я помню… я помню, как мальчиком в Туле выбегал на пыльную улицу майским вечером, а на длинных тротуарах сидели отцы и играли в домино… Я помню, как жужжали жуки, как мы играли в прятки и догонялки, как ловили тёплых майских жуков, сажали их в спичечную коробку и слушали… Я помню запахи георгинов осенью и пионов весной, а жасмина – поздней весной, клумбы с табаками и незабудками… Нет никакой последовательности в воспоминаниях. Совершенно никакой. Я не нахожу пятен, которые свидетельствовали бы о последующей красивой жизни, всё какие-то кляксы!
Я помню, как зимним снежным вечером моя мать перебежала на противоположную сторону улицы, подошла к отцу, который шёл с женщиной. Мать её ненавидела, называла “рыбий глаз”, женщина была любовницей отца. Мать вцепилась в её волосы и стала драться. Она тяжело переживала измену мужа и потом долгие годы не давала ему развод. Обращалась в партбюро, оба были коммунистами, с просьбой о воспитании и наказании Александра Ивановича, моего отца. Я помню, как засовывали жуков в спичечную коробку и поджигали спички, коробка дёргалась и взрывалась… Эти истории совершенно невоспоминательные! Я тогда узнавал, что такое любовь. Или ревность. Или – что такое жизнь. Или – что делали женщина и мужчина, когда я сладко спал в соседней комнате, на металлической койке с узорами, возле стены, под германским ковром.
Представь себе, в Туле я жил на окраине города, за рекой, на Пузакова. В частном доме, который снимала мама. Но хозяйка этого дома уехала куда-то далеко, надолго, за Урал. Поэтому мы им пользовались как собственным. Это было потрясающе. Дом остался в памяти печными запахами, тёплым кафелем, портретом вождя на двери, сенями, палисадником, яблоней, сараем, жасмином. Помню занятия музыкой, демонстрации, пионерский лагерь на Оке, недалеко от Тарусы. Календари, игры, вёдра с капустой, трофейный ковёр над кроватью, маму в этом доме, бабушку, меньше – отца. Помню маминых друзей, они жили за рекой в центре. Фотоателье, где работал папин друг фотографом, мы к нему часто ездили по воскресеньям на трамвае. В мамином альбоме до сих пор хранятся фотографии, сделанные тем человеком. Я помню себя на крыше дома в Туле. Помню кладовку, в которой наша хозяйка хранила забытые навсегда вещи. Я заглядывал в дверную форточку, мечтая разглядеть, что же там спрятано. Но попасть было невозможно. Я сижу на крыше, мама сажает табаки – цветочки, душистые на закате, они растут такими граммофонами, анютины глазки. За клумбой огород. Потом маки, я их очень любил. Рядом с сараем – потрясающий куст жасмина.
Отец с работы приносит моток суровых белых ниток – восторг подростка! На крыше я учился запускать змея. Вдруг вся улица, все пацаны под вечер, под ветер выходили их запускать. И начиналась охота за чужим змеем. Кто кого перехватит себе во двор. Змей-перехватчик. Потом, после такой воли в Туле, я оказался в Ростове-на-Дону. Троллейбусы. Арбузы. Родственники, балконы, шелковица, цирк, настоящий, под шатром. Базар. Набит живыми раками и речной рыбой: донской и азовской…”
Приглашаем и будем Вам рады!
30 октября, 18:00
Цоколь, лекторий (проспект Ленина, 27, цокольный этаж)
Фотография из архива Лидии Коршуновой, Тула, улица Советская, 60-е годы.
Поделиться
